Алексей Козырев: Плохие долги составляют 4-5 триллионов рублей
Досье Bankir.Ru: Алексей Козырев. 31 год. Окончил РЭА имени Плеханова, факультет «Финансы и кредит» по специальности «Банковское дело». В 1997-1998 годах - сотрудник управления маркетинга СБС Агро. В 1998-2001 годах - сотрудник банка 1 ОВК, где отвечал за управление продажами розничных банковских продуктов. В 2001-2004 годах - начальник управления развития удаленных каналов дистрибуции Альфа-банка. С 2004 года по настоящее время - заместитель генерального директора компании «Секвойя Кредит Консолидейшн», параллельно с 2006 года и по настоящее время - генеральный директор ООО «ЭсСиСи Эссетс Менеджмент», входящего в группу компаний «Секвойя Кредит Консолидейшн».
- По понятной причине тема долгов сегодня становится все «горячее». Вы - уже второй коллектор, с которым за последнее время разговаривает Bankir.Ru. И основной вопрос все тот же: насколько серьезной угрозой российской финансовой системе может стать кризис «плохих долгов»?
Существуют разные прогнозы. Сейчас мы видим, что доля просрочки в портфелях банков быстро растет, гораздо быстрее, чем раньше.
Уровень просрочки по данным ЦБ РФ - это официальные данные, далеко не всегда отражающие реальную картину. Сейчас реальный уровень просрочки составляет 15-20%. Однако в некоторых случаях, у некоторых банков по определенным видам кредитования он может достигать и максимальных значений в 25-30%.
Если говорить о корпоративных долгах, то первые серьезные просрочки начались в прошлом году. Они были реструктуризированы на тех или иных условиях. И вот теперь «вторая волна» может быть связана с наступлением условий, которые были предусмотрены в той реструктуризации.
- То есть возникает своего рода этакий повторный дефолт?
Именно. Вопрос: что дальше? Дальше реструктурировать? Понятно, что каких-то супероптимистических прогнозов по рынку сейчас нет, и дальнейшая реструктуризация скорее не решает проблемы, а откладывает их. Значит, нужны иные варианты урегулирования задолженности. Прежде всего, это услуги, связанные с реорганизацией, санацией бизнеса должников, для того, чтобы за счет реализации каких-то активов, либо за счет реорганизации денежных потоков должника направить средства на погашение задолженности. Но здесь присутствует проблема масштаба.
Во-первых, есть очень крупные долги - сотни миллионов долларов, которыми занимаются инвестбанки. Это понятный им, уже хорошо отстроенный бизнес. Они, как правило, ранее занимались структурированием и организацией финансирования крупных сделок. Сейчас, когда эти сделки стали проблемными, они же занимаются и их реструктуризацией.
Во-вторых, существует огромный пласт, сегмент проблемных долгов средней категории - миллион, десять миллионов долларов. Это средний и малый бизнес, который брал кредиты на пополнение оборотного капитала, на реализацию каких-то небольших проектов. Таких заемщиков очень много, они создают большую нагрузку для банков, работа с ними довольно трудоемка, и потому в этой сфере у банков возникает интерес к аутсосрингу.
- Более высокий интерес, чем раньше?
Интерес, безусловно, больше, чем был. Задача и цель любого банка - это рост кредитного портфеля. Когда портфель растет, доходы растут - акционеры счастливы. Сейчас портфель перестал расти, а качество его ухудшается. Поэтому, конечно, перед банками стоит новая задача: по возможности максимально сдерживать ухудшение портфеля...
- То есть если упростить, то раньше для банка задача сбора долгов была на десятом месте, а ныне эта задача вошла в число первоочередных?
Да, думаю, что это так. Об этом говорят несколько факторов. Многие банки сократили программы выдачи новых кредитов, и многие банки переводят людей, которые раньше выдавали кредиты, работать с просрочкой. Подразделения банков по работе с просрочкой становятся более масштабными. Соответственно, они занимают все большую долю в бюджете банка, требуют все больший менеджерский ресурс. Во многих банках сейчас наиболее крупными проблемными кредитами лично занимается высший менеджмент, например, заместители председателей правления.
- Коль скоро вы упомянули массовые переводы кадров из «продажников» в «сборщики»... Причины этого понятны: во-первых, там людей больше надо, во-вторых, хоть какая-то альтернатива сокращениям. А вот эти люди в принципе годны к такому? У них же мозги заточены на другое - продавать.
Я с вами согласен. Они не то, что негодны, скорее, они демотивированы таким переходом. Человек, который занимается продажами, мыслит в категориях клиентоориентированности и изначально настроен на компромисс. Его задача - искать компромисс, чтобы что-то продать. В работе с долгом, главная задача - четко понять, в чем заключаются твои интересы, и каким образом можно их защитить.
В принципе, навыки по ведению переговоров и знание финансового рынка, финансовых продуктов требуются как при продажах, так и при работе с долгами. Но позиция переговорщика в этих двух ситуациях принципиально разная. Поэтому, когда продавцов переводят на работу с долгами, чаще всего мотивация у них снижается, и они не могут быть более эффективными, несмотря на то, что знания и навыки для того, чтобы работать с долгом, у них есть.
- А в коллекшене вообще есть место клиентоориентированности?
Многое зависит от позиции должника. Бывают достаточно открытые для переговоров должники, готовые конструктивно общаться. Они понимают, что у кредитора есть права, есть определенные интересы, и готовы чем-то пожертвовать для удовлетворения этих интересов. Потому что понятно, что долг невозможно урегулировать, если никто не потеряет деньги. Чудес не бывает: кто-то теряет деньги - либо кредитор, либо должник, либо и тот и другой в каких-то частях.
Но этот компромисс дается трудно. Очень многие активы, которые сейчас потеряли стоимость, в ментальности акционеров или собственников компании-должника остались в цене. Они готовы оплатить таким активом долг, но не понимают, почему этот актив сегодня так низко оценивается. Им трудно привыкнуть, что их недвижимость или какие-то производственные мощности сегодня могут закрыть долг по совершенно иной цене, чем до кризиса.
- О, понимаю, в русской традиции эта проблема, наверное, особенно остра. Это примерно как на типичной российской автотолкучке: тот, кто продает «шестерку», считает, что она стоит 5 тысяч долларов, а тот, кто покупает, хочет купить ее за 500...
Это довольно часто возникающая ситуация, разница с авторынком заключается в том, что «шестерка» - это довольно-таки стандартный объект, с которым понятно, что можно делать. А в ситуации с долгами ситуация усугубляется тем, что речь может идти об очень специфических объектах. Какие-то производственные комплексы и до кризиса было сложно оценивать, потому что не существовало стабильного рынка, а теперь - тем более.
- А в коллекшене много таких сложных для оценки объектов? Вроде бы, в основном-то закладывали недвижимость, которую оценить проще.
Не всегда. Бывало, что в залог принималось производственное оборудование, очень часто принимался товар в обороте. В частности, у нас по одному долгу сейчас залог в виде мужских сорочек категории «лакшири», которые в докризисные времена были ориентированы на сегмент состоятельных людей. Ценообразование в этом сегменте далеко от себестоимости, от экономических категорий. Сейчас оценить, сколько реально может стоить партия рубашек на несколько миллионов долларов, довольно сложно. Можно попытаться это продать, но по какой цене продавать и где это продавать, где та категория, которая раньше могла бы их купить? Это все под большим вопросом.
Поэтому, когда мы ведем переговоры по погашению долга и рассматриваем актив как один из инструментов для погашения долга, у нас оценки очень сильно расходятся. Наш должник считает, что это неплохой актив. Мы считаем, что сейчас это продать довольно сложно, потому что везде пестрят объявления типа «Скидка - 70%»...
- Расхождения в оценке актива - все же не главная проблема? Ведь есть же определенный процент должников, которые занимают такую позицию: хоть убейте, все равно у меня ничего нет?
Когда мы работаем с корпоративными долгами, переговоры обычно идут на фоне судебных процессов. Должники, которые идут на конфронтацию, говоря, что ничего платить не будут, как правило, предпринимают юридические действия для того, чтобы вывести активы, спрятать их каким-то образом, уйти от судебного взыскания. Это делается либо через различного рода сделки по выводу активов либо через процедуру банкротства. Тогда защита интересов кредитора идет через опротестование сделок по выводу активов.
- А у банков и коллекторов отлажено вот такое противодействие сделкам по выводу активов или преднамеренному банкротству?
Я бы не сказал, что противодействие отлажено, потому что отладить можно на практике, а такая практика сейчас только появляется.
- А что это требует? Мощной мониторинговой деятельности или расследовательской?
И то и это. Если у нас есть имущество, которое является залогом по кредиту, то мы регулярно смотрим на его состояние. Но мы не можем, допустим, поставить охрану к зданию, где находиться оборудование, и следить за тем, как оно используется. Поэтому мы проводим оценку раз в месяц: приехали, посмотрели - есть. Через месяц вернулись, этого оборудования уже нет. Начинаем разбираться, что случилось, почему оно исчезло.
Если компания заключает какой-то договор по реализации и кто-то приезжает и увозит это оборудование, потом найти этот договор довольно сложно, если только заранее не начинать судебный процесс. Поэтому мы, как правило, если речь идет о крупной сумме, сразу идем в суд, чтобы при необходимости быть в состоянии противодействовать.
- Осенью, когда предрекают пик долговых проблем, не получится ли так, что проблема исчезновения залогов станет массовой?
Наверное, можно говорить о каких-то отдельных видах залогов. Недвижимость, как правило, не исчезает. Оборудование тоже не исчезает физически, оно переоформляется по документам. Что касается залогов в виде товаров, то да. Тем более, что товары портятся, устаревают. Например, компьютерная техника морально устаревает и просто перестает что-то стоить. Иностранные компании, которые продавали электронику в Россию с отсрочкой платежа, сейчас сталкиваются с проблемой, что помимо девальвации рубля и инфляционных процессов, техника резко дешевеет, поскольку «зависла» и не продается. Риски возводятся в квадрат, в куб. Проблема ту большая, количество вот таких «импортных дефолтов» достаточно велико.
Тем более не секрет, что многие товары ввозились в Россию в обход легальных каналов. Компания ведет переговоры с одним покупателем - серьезным, солидным бизнесом, а по документам ввоз оформляется совсем иначе. И получается, что у кредитора - иностранной компании в России совсем другой должник. Не те люди, с которыми она вела переговоры, а совсем другая компания, серый брокер.
- Мы перешли на долговую тему, не имеющую отношения к банкам. Это означает, что у вас все чаще появляются небанковские клиенты? Все-таки изначально коллекторские агентства создавались под банки...
Небанковские кредиторы с точки зрения уровня проблем пострадали не меньше, чем банки. Очень многие торговали с отсрочкой платежа, и объемы таких товарных кредитов тоже были довольно большими. Отрасли совершенно разные - электроника, бытовая техника, нефтехимические продукты и т.п.
- Автодилеры? Они тоже работали с отсрочкой платежа...
У автодилеров своя специфика. Дилерская сеть для автопроизводителя представляет ценность сама по себе. Биться с дилером означает рубить сук, на котором сидишь. Машины продаются только через дилеров. Дилеру предъявляются специальные требования, стать им не так просто. Поэтому мы увидели, что автопроизводители относятся к дилерам-должникам гораздо лояльнее, потому что не хотят их «душить» и сокращать сеть реализации.
- Такая благостная картина только в этой отрасли?
Нет, но в этой - наиболее лояльная. Вообще говоря, это характерно для небанковских кредиторов - стараться сохранять каналы сбыта. Тут к коллекторам приходят только тогда, когда уже понимают, что этот канал больше не будет работать.
- А вы не думаете, что банкам тоже придется перенимать традиции лояльности к должникам? Ведь сейчас ни один банк не может все «провинившихся» заемщиков списать. Банки как-то осознают, что коллекшн тоже должен быть клиенториентированным?
Осознание есть. Проблема заключается в том, что банки, в отличие от небанковских кредиторов, не могут быть слишком гибкими. Например, не могут простить часть суммы долга. Бухгалтерски для них это сделать очень тяжело.
Можно говорить о том, что банк забывает о штрафных санкциях, можно говорить о капитализации процентов или включении их в сумму основного долга и реструктуризации этой суммы. Вот, по сути, и все, что может предложить должнику банк.
Более творческие схемы, такие как конвертация долгов в капитал предприятия, перевод в акции и так далее, осуществимы, но они крайне тяжелы. Мы с нашими клиентами - банками обсуждаем такие схемы. Более того, такие схемы существуют на практике. Например, один банк финансировал строительство коттеджного поселка в Подмосковье, в связи с падением спроса на недвижимость поселок остался недостроенным, но потенциально это интересный объект. Перед банком стоит выбор: пытаться сейчас, на «низком» рынке продать «отнятный» за долги недостроенный поселок или войти в капитал застройщика на сумму долга, чтобы потом достроить и продать по хорошей цене и закрыть. Наш клиент пошел на то, чтобы войти в капитал. Но это очень сложно.
- Почему?
Банку надо каким-то образом провести через свой баланс списание права требования, а взамен получить на баланс некую ценную бумагу. Возникает вопрос: как создавать резервы под эту ценную бумагу? У инвестбанков эта технология отточена. Но инвестбанки не выдавали кредиты. А у коммерческих банков это вызывает сложности с точки зрения практической реализации. С точки зрения банковских нормативов, под проблемный кредит нужно создавать резервы. Когда банк списывает долг, он закрывается за счет этого резерва. Резервы создаются за счет расходов, фактически, попадают в убыток и нагружают норматив достаточности капитала.
Кроме того, просто держать акции банкам бывает неинтересно. Если рассматривают вариант с входом в капитал, они хотят что-то делать с этими компаниями, управлять ими. Один наш клиент забрал за долги торговый центр и сейчас им управляет. Но это решение далось им нелегко, потому что управление торговым центром - совсем не банковский бизнес. Администрирование этих активов - сложное для коммерческих банков занятие. Хотя некоторые банки сегодня создают подразделения а-ля инвестиционный банкинг для работы с плохими долгами. И в эти подразделения специально подтягивают менеджеров, которые знали бы ту или иную отрасль и были бы в состоянии управлять приобретаемыми в уплату долга активами.
- Если рассуждать теоретически, тот такой процесс может быть даже на пользу экономике страны. Классическое сращивание банковского и промышленного капитала, прямо-таки империализм по Марксу...
С одной стороны это так. А с другой - это создает большое поле для коррупции. «Плохие» активы какого-либо банка концентрируются в специально созданной компании, которая специализируется на управлении такими активами. Люди, которые за это отвечают, легко могут найти возможность вывести эти активы с пользой для себя.
- То есть имеется возможность коррупции на уровне менеджмента банка в ущерб его собственникам?
Да.
- То есть этой осенью наемным банковским «топам» будет на чем поиграть?
Возможно. Действительно, сейчас многие инвесторы внимательно смотрят на активы, которые выставляются на продажу. Потому что существует ожидание, что во время кризиса хорошие активы можно купить дешево. Если проблема становится массовой, и ей начинают заниматься люди, которые раньше ей не занимались, возможно, кто-то из них может заинтересоваться коррупционной сделкой.
- Мы можем попробовать сегодня оценить размеры «плохих» долгов? Последняя статистика ЦБ есть на 1 мая, мы там видим 720 с лишним миллиардов рублей просрочки, из которых 528 миллиардов - просрочка «юриков» и 195 миллиардов - просрочка «физиков». С учетом тех темпов роста просрочки, которые демонстрировались в этом году, мы можем предположить, что к моменту нашего разговора «плохие долги» составляют уже примерно триллион. Но это - только официальная статистика. А реально?..
Реально, я думаю, размер просрочки в 4 - 5 раз больше.
- То есть «цена» проблемы - примерно 4-5 триллионов рублей?
Где-то так.
- А такой объем не станет критичным? Помните, в свое время очень много кричали про корейский пример кризиса невозвратов. Говорили, что критичная планка просрочки - это 13% от кредитного портфеля. Но у России есть такое своеобразное качество: что для корейского банка - смерть, для нас - легкий насморк. Сейчас же объем просрочки в России явно больше 13%, а ничего, стоит банковская Русь, слегка перекосило ее, но не падает...
Да, но это не значит, что проблема не несет риски. Ее надо решать. Существуют различные инициативы. Помимо прямой капитализации - повышения капитализации банковской системы, некоторые эксперты высказывают мнение, что надо частично национализировать банки, добавить им государственных денег. Альтернативная точка зрения предлагает отсрочить проблему банков: если сейчас из-за убытков за счет потерь по ссудам предъявляют слишком высокие требования к капиталу, то можно отсрочить покрытие этих убытков на пять лет.
Активно обсуждается предложение создать инструменты, при помощи которых банки могли бы за счет прибыли будущих периодов покрыть убытки, которые возникли в период кризиса. Например, дать возможность банкам снять с баланса и вывести проблемные портфели в закрытые кредитные ПИФы. Правда, недавно Центробанк рекомендовал под такие паи создавать резервы - так же, как и под ссуды. То есть смысл этой инициативы сводится на «нет»... Так или иначе, сейчас дискуссии о том, что делать, концентрируются не на том, как решить проблему, а на том, как ее упаковать.
Я редко слышу обсуждение фундаментальных идей. Как правило, речь идет о том, что надо пересмотреть требования по нормативам, рекапитализировать банки на государственном уровне, частичная национализировать. И все.
Хотя фундаментальное решение этой проблемы, может быть, вообще нереально найти, потому что проблема связана с микроэкономическими вопросами. То есть с вопросами деятельности конкретного заемщика, конкретного банка...
- Я слышал такую версию: у банков же довольно много акций в залогах, осенью банки выбросят эти акции на рынок, в результате фондовый рынок просядет и опять получится замкнутый круг. Вы часто имеете дело с продажей залогов в виде акций?
Такое случается. Но, когда мы начинаем работать с долгом, эти акции обычно уже зачтены. Если у нас есть залог в виде акций «голубых фишек», то с этим проще, потому что они имеют текущую рыночную цену. Понятно, как обратить взыскание на этот залог. Это отработанный процессуальный механизм. Если говорить о залоге собственных акций должника, не «голубых фишек», то, как правило, мы, коллекторы, сталкиваемся с такими залогами, когда представляем не самого крупного кредитора. Существуют более крупные кредиторы, с большими объемами требований и наш залог акций, на фоне вечности проигрывает по объему. Тем не менее, с такими залогами тоже можно работать.
Что касается изложенной версии... Сложно сказать. У меня нет статистики относительно того, какой объем проблемных кредитов связан с залогом акций. Исходя из практики, могу сказать, что инструменты, более или менее ликвидные и понятные с точки зрения определения рыночной стоимости, не вызывают проблем при урегулировании задолженности.
- Вы упомянули, что бывает, что вы представляете не самого крупного кредитора... А как выглядит проблема долгов, когда кредиторов несколько? В этом священном деле - выбивании долгов - каждый кредитор сам за себя?
Говорят, что все кредиторы заодно. Понятно, что им надо кооперироваться, надо вместе обсуждать, формировать клуб кредиторов. На практике происходит по-разному. Конкуренция между кредиторами - обычное явление. Если есть хороший актив, то срабатывает инстинкт «кто успел - тот и съел»...
- Бывает, что два коллектора бодаются?
В нашей практике пока не было таких случаев. Теоретически это, конечно, может произойти, если кредиторов представляют разные коллекторы.
- Помните, года три назад, когда говорили о рисках кризиса невозвратов, то имели в виду прежде всего просрочку физлиц. 1 января 2008 года дошли до знаменательной суммы просрочки по кредитам физлиц - 100 миллиардов рублей, тогда все только об этом и говорили. И вот произошел кризис, и мы видим любопытную картину: просрочка по «физикам» за последние полтора года выросла лишь в два раза, а по «юрикам» раз этак в пять. Почему «физики» оказались все же устойчивее, чем «юрики»?
Действительно, если говорить о долгах физлиц, то с точки зрения значимости этой проблемы для банковской системы, она не очень высокая. Розничные портфели отличаются от корпоративных тем, что там большое количество мелких заемщиков, и поэтому профиль риска, который банки принимают, совсем другой. Стабильность таких портфелей даже в плохой ситуации гораздо выше, просрочка растет постепенно. А на каждого корпоративного заемщика приходится гораздо большая часть кредитного портфеля банка. Соответственно, даже небольшие изменение в поведении определенной доли этих заемщиков сразу дают резкие колебания портфеля.
Еще один момент. По нашей статистике, если брать весь портфель «физиков», который проходит через нас, то процент должников, имеющих более одного долга, среди физлиц не выше 20%. Все-таки основная масса россиян имеет один долг. А большинство юрлиц имеют два долга и выше.
К тому же, юридическое лицо - это некая фикция. Оно может быть ликвидировано. По юридическому лицу право требования кредитора исключительно и сугубо юридическое. Прошли сроки исковой давности, или юрист, который ведет процесс, сказал что-то не так, и все - долга нет, юрлица нет.
С физическим лицом ситуация другая. Его жизненный цикл, как правило, гораздо длиннее, чем у юридического. И хотя сроки исковой давности номинально существуют, у человека есть иные стимулы вернуть долг. Например, он взял еще студентом кредит на мобильный телефон на сумму 300 долларов, не заплатил, прошло более трех лет и у кредитора юридически право требования уже отсутствует. Однако должник остался, и кредитор остался. И вот этот человек закончил институт, поступил на работу, имеет постоянную зарплату и вдруг ему понадобился ипотечный кредит. А тут - испорченная кредитная история...
- Хорошо излагаете, но... Недавно в редакцию Bankir.ru поступила жалоба от читателя. Человек погасил кредит, через какое-то время обратился за новой ссудой в другой банк, а там говорят: в вашей кредитной истории за вами числится долг. Он идет в тот первый банк, в котором у него был кредит, и просит сообщить в кредитное бюро, что кредит погашен. А механизмов воздействия клиентов на банк в этом плане по большому счету нет...
Недавно НАПКА (Национальная ассоциация профессиональных коллекторских агентств) организовала встречу с шефом Центрального каталога кредитных историй Борисом Ворониным. И он как раз рассказывал о практике по разбору жалоб граждан такого рода. Он говорил, что есть механизмы, которые работают. Можно пожаловаться в Центробанк - ЦБ попросит бюро кредитных историй и банк-кредитор разобраться. У меня создалось впечатление, что они ежедневно сталкиваются с жалобами такого рода и научились реагировать.
Сейчас обсуждается необходимость изменений в законодательстве, для того, чтобы мы могли сообщать в бюро кредитных историй о том, кто погасил свой долг, а кто не погасил.
- Коллекторы и сами в какой-то степени действуют «вне закона», закон о коллекторской деятельности так и не принят.
Закона нет, разработано два законопроекта. Один разработан широким сообществом банков и коллекторов, поддерживается Ассоциацией российских банков, Ассоциацией региональных банков России. Он опубликован в марте 2009 года. Он определяет статус коллекторов, на основе этого закона можно вносить изменения в закон о бюро кредитных историй.
- А кто будет регулятором?
В проекте закона предусматривается саморегулируемая организация, которая должна определять внутренние регламент и правила. Плюс определяется регулятор - это еще вопрос открытый, дискутируемый. Регулятором может быть ФСФР, МЭР или Минюст.
Недавно была опубликована вторая версия законопроекта о коллекторской деятельности - от Министерства экономического развития. В принципе, этот законопроект похож на первый. Самое существенное отличие в том, что по этой версии коллекторами могут быть не только юридические, но и физические лица. Разработчики посчитали, что, по аналогии с арбитражными управляющими и оценщиками, эта деятельность может выполняться и физическим лицом.
- Довольно сомнительный шаг - эта идея с «физиками». Особенно в нашей стране, где нет культуры взимания долгов.
Мне тоже так кажется. Все-таки это деятельность, довольно близкая к банковской деятельности, и ее нельзя отдавать на откуп частным лицам.
- А как вы оцениваете идею законодательного прессинга на должников? Помните, еще в 2006 году, если не ошибаюсь, г-н Мурычев выступал с, мягко говоря, оригинальной идеей приравнять невозврат кредита к уголовному преступлению. Сегодня опять о чем-то подобном заговорили. Плюс служба судебных приставов все активнее, появился проект подписки о невыезде должников. Как вы считаете, эти меры вообще адекватны и могут быть эффективны?
Сейчас действует норма, предусматривающая уголовную ответственность за уклонение от исполнения решения суда. Пристав имеет право применять эту ответственность. Что касается полномочий, которые сейчас предоставляются службе судебных приставов, то речь здесь идет исключительно о принудительном исполнении судебного решения. Предполагается, что судебное решение должно исполняться добровольно. Только если оно добровольно не исполняется, начинает работать пристав. В этом смысле достаточно жесткие полномочия для приставов адекватны.
- Думаете? Мне недавно грозное письмо пришли от судебных приставов. Оказалось, где-то с меня 100 рублей пошлины забыли взыскать и теперь вот через приставов ищут. Причем без суда, разумеется. Получается, что из 100 рублей россиянин может не поехать куда-то по делам или отдыхать, а в его квартиру могут попросту войти в его отсутствие?
Я думаю, что в суд подавали. Просто суд состоялся в ваше отсутствие, исполнительный лист должны были отправить почтой. Раз получили уведомление от пристава, значит, уже следующий этап.
При соблюдении процессуального законодательства, вас должны уведомить о решении суда, чтобы вы могли добровольно его исполнить. Добровольно не исполнили, тогда начинают работать приставы. Последовательность может быть только такая и никакая иная. К сожалению, может быть, какие-то письма не доходят по почте.
- То есть вы не видите возможной проблемы в прессинге приставов?
Я могу сказать, что не видел прецедентов, когда пристав сделал бы что-то ужасное. Да, у него есть полномочия без разрешения входить в квартиру должника, требовать документы, эффективно искать должника.
- Вскрыть квартиру из-за того, что где-то сто рублей забыли взыскать, а кто-то письмо не удосужился отправить? Сомнительное право.
Согласен, право сомнительное. Опять же, то, что написано в законах, на практике не всегда досконально исполняется. Рутинная работа приставов чаще всего связана с документами, а не с вскрытием квартир. Наверное, существуют какие-то исключительные ситуации, когда и сумма долга большая, и должник уклоняется от погашения, тогда применение этих методов оправдано.
- ОК, оставим в стороне морально-социальную сторону вопроса и обратимся к технической. Этой осенью приставы не окажутся попросту завалены работой? Они ведь должны успеть и 100 рублей с такого, как я, взыскать и пару-тройку десятков миллиардов долларов с девелоперов, промышленников, дилеров и проч., и проч. Так сказать, от олигархов до олигофренов успеть...
Они уже завалены. Количество дел по исполнительным производствам возросло, мы видим по нашей статистике, что доля судебного взыскания постепенно растет.
- Можно какие-то цифры назвать?
По нашей статистике судебное взыскание увеличилось в два раза, по сравнению с тем, что было в прошлом году. Возможно, у кого-то еще более агрессивные цифры по росту, потому что они во многом зависят от политики кредитора.
Косвенным признаком растущей нагрузки может служить инициатива Минюста передать часть документарных функций от приставов, например, коллекторским агентствам. Словом, посмотрим, что будет осенью. Ясно одно - будет непросто.
