Финансовый кризис
За крахом бирж США в 1987 г. Миловидов наблюдал как ученый, за дефолтом 1998 г. — как советник премьера. Сейчас он регулирует фондовый рынок России, который, по его признанию, пока плохо поддается антикризисным мерам. Но после кризиса, по мнению Миловидова, Россия может стать мировым финансовым центром
Владимир Миловидов не любит рассказывать о себе. Стоило немалых трудов уговорить его ответить на вопросы для этой статьи — причем большинство из них, касавшихся его биографии и механизмов принятия антикризисных решений, Миловидов предпочел оставить без ответа. «Я же не Гринспэн, — отнекивается руководитель ФСФР. — Комментировать текущую ситуацию [на рынке] — это пожалуйста, а надиктовывать мемуары, по-моему, рановато».
Текущая ситуация предоставляет богатый выбор тем для разговора. Миловидов возглавил Федеральную службу по финансовым рынкам (ФСФР) в мае 2007 г., накануне мирового финансового кризиса. В начале сентября 2008 г., когда российский фондовый рынок пережил серию самых крупных падений за всю свою историю, ФСФР впервые закрыла биржевые торги на несколько дней и с тех пор неоднократно прибегала к приостановке биржевых операций. Служба также временно запрещала маржинальную торговлю ценными бумагами, чтобы минимизировать массированные продажи акций.
В сентябре — октябре 2008 г. рыночная капитализация российских компаний сократилась более чем в три раза. Она и на пике индексов РТС и ММВБ, по словам Миловидова, не соответствовала их масштабам и ресурсам, а сейчас вообще уже потеряла какое-либо экономическое значение. «Впору пошутить, что индекс РТС скоро уйдет в отрицательную зону», — с горькой усмешкой говорит Миловидов.
«Понятно, что эта эпидемия экономическими методами не лечится. И психологическими методами тоже. Вообще никакими, — слегка раздраженно добавляет глава ФСФР. — Ведь рынок состоит из реальных игроков. Ну кто их заставляет устанавливать бид на 30% ниже [предыдущей цены]? Чтобы [им] сдавали акции за бесценок? Вот такой у нас сегодня рынок — такой, какой есть. Экономический абсурд. Только с конкретными экономическими последствиями, к сожалению».
Но мои полушутливые соболезнования по поводу безнадежных попыток регулировать неуправляемый рынок он не принимает. «Может, мне сейчас и не позавидуешь, а может, и наоборот. Для меня как для человека, который и работал в ФКЦБ [Федеральная комиссия по рынку ценных бумаг, предшественница ФСФР], и профессионально занимался научной деятельностью в сфере финансовых рынков, несмотря на то что тратишь много нервов, это в целом уникальный опыт, интересный и важный, — говорит он. — Оказаться в такой момент не заложником ситуации, а непосредственно в центре событий… Через это надо пройти».
«С халтурой к нам не совались»
Миловидов родился в Москве в 1960 г. В 1977 г. устроился на работу в Институт атомной энергии имени И. В. Курчатова, где прошел путь от ученика электромонтера до инженера, а параллельно учился на экономическом факультете МГУ. Окончив его в 1984 г., Миловидов поступил в аспирантуру Института мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР (ИМЭМО), где в 1987 г. защитил кандидатскую диссертацию и затем проработал 11 лет. Специализировался на финансовых рынках США.
«Кандидат экономических наук, защитивший диссертацию в ИМЭМО, — это стандарт качества, который нечего и обсуждать. С халтурой к нам не совались», — говорит Леонид Григорьев, президент Института энергетики и финансов, который в 1970-1980 гг. работал в ИМЭМО и был хорошо знаком с Миловидовым. По его словам, Миловидов как ученый «никогда не занимался марксистско-ленинской политэкономией, а с самого начала был погружен в реальную американскую финансовую систему». ИМЭМО в то время был лучшим академическим институтом, в котором концентрировались экономисты-международники. «Мы получали все газеты мира, ведущие мировые журналы и экономическую литературу, регулярно встречались с иностранными экономистами и ездили на зарубежные стажировки», — описывает Григорьев тогдашнюю атмосферу в институте. Он припоминает, что в начале 1990-х Миловидов стажировался в Йельском университете.
В 1992 г. Миловидов написал книгу «Инвестиционные фонды и трасты: как управлять капиталом?» — первую монографию на эту тему в России. Эта книга трижды переиздавалась (последний раз в 1996 г.). «Для меня и для многих в 1995 г., когда ФКЦБ начала проект по созданию паевых фондов в России, эта тема была в новинку, а Миловидов уже целый учебник написал», — уважительно говорит гендиректор управляющей компании UFG Андрей Подойницын (тогда он был генеральным директором УК «Этерна»). В это время Миловидов работал экспертом при ФКЦБ. Тогдашние руководители комиссии в частных беседах называли его одним из лучших российских специалистов по западным финансовым рынкам.
Видимо, аналогичного мнения придерживался и Евгений Примаков, который с 1970-х работал в ИМЭМО, а в 1985-1989 гг. руководил институтом. После назначения на пост премьер-министра осенью 1998 г. Примаков взял к себе в секретариат несколько человек из ИМЭМО, в том числе и Миловидова. «Ему нужны были тогда хорошие экономисты, — говорит Григорьев, — а Володя, помимо того что хороший экономист, еще и просто хороший человек, порядочный». «Это настоящий специалист с умением слушать и способностью к диалогу в отличие от многих экспертов», — полагает Подойницын.
Ученый чиновник
Впрочем, работа в Белом доме — это прежде всего выполнение инструкций руководства и обслуживание принятых им решений, а не выработка самостоятельных инициатив, отмечает Олег Буклемишев, бывший советник премьер-министра Михаила Касьянова: «В качестве такого исполнителя он и был приглашен в аппарат правительства». «У меня самые теплые впечатления от общения с Миловидовым в человеческом плане, и как эксперта я его высоко ценю — мало у нас людей, которые так же, как он, сочетают серьезную теоретическую подготовку с глубокими знаниями реальной жизни, — добавляет Буклемишев. — Благодаря своему опыту в науке и на госслужбе он способен оценить любую экономическую проблему с различных точек зрения».
До приглашения к Примакову Миловидову случалось консультировать не только ФКЦБ, но и частный бизнес. «В деятельности ПИФов я принимал самое непосредственное участие, прошел все этапы регистрации как минимум одного фонда — «Монблан» от начала до конца, — рассказывал он ранее «Ведомостям». — [В 1997 г.] формально я занимал должность генерального директора управляющей компании «МКБ “Капитал” [проект Межкомбанка, обанкротившегося после кризиса 1998 г.], но это был очень короткий период сотрудничества». Ранее Миловидов консультировал британский инвестиционный фонд Framlington. Но после 1998 г. его карьера была связана только с госслужбой.
Поработав в секретариате Примакова консультантом, в 1999 г. Миловидов стал советником по экономическим вопросам вице-премьера России Виктора Христенко (и написал еще одну книгу — «Инвестор в России: что делать?»). В 2000-2003 гг. он работал первым заместителем председателя ФКЦБ (комиссию тогда возглавлял Игорь Костиков). На этом посту Миловидов курировал инвестиционные фонды и рыночную инфраструктуру. При Костикове отношения между комиссией и участниками фондового рынка заметно осложнились, и назначение Миловидова тогда многие из них восприняли позитивно: обычные эпитеты в его адрес — «наиболее адекватный», «самый приличный и вменяемый».
Но Миловидов, как опытный аппаратчик, четко соблюдал субординацию, невзирая на все симпатии рынка. «Главный идеолог у нас — председатель [ФКЦБ]. Мы же реализуем его идеи, помогаем ему их внедрить» — так он ответил в 2000 г. на вопрос «Ведомостей» о своих планах работы в комиссии. А в 2001-2002 гг. Миловидов в силу должностных обязанностей участвовал в конфликте ФКЦБ с управляющей компанией «Паллада эссетс менеджмент». В то время комиссия препятствовала компании в продлении лицензии, а «Паллада» судилась с ФКЦБ и обвиняла Костикова в лоббировании интересов созданной им в 1990-е инвесткомпании АВК. Конфликт завершился только после того, как американские учредители «Паллады» пожаловались на ФКЦБ президенту Владимиру Путину. Всю переписку с «Палладой» во время конфликта вел Миловидов, вспоминает бывший топ-менеджер «Паллады».
В 2003 г. Миловидов на четыре года вернулся в Белый дом — сначала руководил департаментом финансовых рынков и имущественных отношений, а затем стал помощником премьер-министра Михаила Фрадкова по экономическим вопросам. Руководитель ФСФР Олег Вьюгин, подав Фрадкову прошение об отставке в мае прошлого года, сам включил Миловидова в список кандидатов на открывшуюся вакансию.
«В 1998 г. всё было по-другому»
От назначения Миловидова в ФСФР участники рынка ожидали продолжения политики его предшественника. Так и получилось, считает председатель наблюдательного совета группы «Алор» Анатолий Гавриленко. «Вьюгин начал возвращать рынок из Лондона в Москву [при нем ФСФР запретила эмитентам размещать свои акции только за границей], а при Миловидове этот процесс успешно продолжился, — говорит он. — В первом полугодии 2008 г. обороты российских фондовых бирж достигли миллиардов долларов в день, с небывалой активностью развивалась торговля фьючерсами, опционами». Но мировой финансовый кризис вызвал беспрецедентный обвал на российском фондовом рынке. А решения ФСФР о приостановке торгов и запрете на маржинальную торговлю привели к тому, что российские акции в сентябре преимущественно торговались в Лондоне, а не в Москве. Биржевые обороты снизились почти вдвое.
К тому же предотвращать новые падения рынка с помощью приостановки торгов в большинстве случаев не удавалось. Ряд критиков ФСФР недоумевали, почему регулятор рынка просто не установит биржевые каникулы. «Это бессмысленно, пока в мире есть другие площадки, на которых обращаются российские бумаги, — внебиржевой рынок, Лондонская и Нью-Йоркская фондовые биржи, где торгуются АДР на российские акции, — отвечает Миловидов. — Весь российский фондовый рынок окончательно переместится туда, и мы будем следить за тем, что происходит с нашими ценными бумагами, по котировкам в Лондоне. Но тогда возникает вопрос: а зачем нам вообще биржа нужна, если мы ее так боимся?» В конце сентября он заявил, что ФСФР сделала выводы из периода, во время которого были ограничены операции, и с отменой предписаний объемы торгов на российских биржах должны восстановиться.
Буклемишев считает ошибочными действия федеральной службы и подозревает, что ФСФР не была свободна в своих решениях. «Ни один человек, который мало-мальски понимает в финансах, не станет закрывать биржу на три дня или внезапно возобновлять торги, — уверен Буклемишев. — Решения такого рода — сугубо политические, и принимаются они, конечно же, не в ФСФР».
«Не исключаю, что Миловидов не все решал сам, — говорит Гавриленко, регулярно принимавший участие в антикризисных совещаниях руководителя ФСФР с участниками рынка. — Сегодня, когда у нас выстроена вертикаль власти и все решается сверху, нетрудно допустить, что фактор влияния на руководство ФСФР со стороны непосредственных руководителей, таких как [первый вице-премьер Игорь] Шувалов, достаточно велик». В то же время у него сложилось впечатление, что руководители правительства не вполне компетентны в вопросах фондового рынка: «Настолько сложно в такой кризисной ситуации объяснять им, что происходит… Тут ему можно посочувствовать. Если бы наши руководители понимали в фондовом рынке, неужели они стали бы снимать с должности генерального директора ММВБ [Александра Потёмкина] в разгар кризиса?»
«В таких ситуациях, как сейчас, люди могут быть тысячу раз сильными, смелыми, профессиональными, умными, но, поскольку они исполняют неверные политические решения, все эти качества на ход кризиса не влияют, — рассуждает Буклемишев, работавший во время кризиса 1998 г. в Минфине. — Они не могут переломить систему и, возможно, даже не осознавая того, генерируют неправильные решения. Так было перед кризисом 1998 г.: ни один эксперт не мог развернуть опасную тенденцию, потому что она была создана неправильной системой политических решений. И нынешняя ситуация [в регулирующих органах], к сожалению, очень похожа на то, что было 10 лет назад».
Сам Миловидов признает, что сегодня никто из российских чиновников не имеет опыта регулирования кризисов такого масштаба. «И я тоже [не имею], потому что 1998 год был совершенно другой ситуацией. Никто сегодня не знает, как себя сейчас вести. Никто не является истиной в последней инстанции. Каждый день, каждый час учишься чему-то новому», — заключает он.
«весь мир будет отжиматься с нуля»
«Я не хотел бы говорить о нынешнем кризисе в терминах “самый страшный за 100 лет” или “самый ужасный”, — рассуждает руководитель ФСФР. — Но в отличие от предыдущих финансовых кризисов это не просто конъюнктурный циклический спад, а действительно системный кризис. И он задает вопрос о необходимости кардинальной перестройки финансовой системы, особенно той ее части, которая касается регулирования рисков и обращения финансовых инструментов».
Миловидов находит немало общего в том, что происходит на финансовых рынках США сегодня и во время Великой депрессии 1929-1933 гг. «И тогда, и сейчас основная проблема возникла в точке соприкосновения вопроса кредитов, долговых обязательств и фондового рынка как инструмента определения цены на ценные бумаги», — рассказывает он. Закон Гласса — Стигала, разделивший банки на инвестиционные и коммерческие (последним нельзя было играть средствами вкладчиков на фондовом рынке), был принят в 1933 г. Но в 2005 г. этот закон по сути был отменен, напоминает Миловидов. Американские банки стали использовать на финансовых рынках различные средства, в том числе заемные. «В результате сегодня мы увидели кризис всей той новой финансовой инженерии, которая на этих возможностях и выросла. Собственно, кризис subprime, с которого все началось, — это кризис финансовых обязательств, секьюритизированных без должной оценки риска, — резюмирует чиновник. — Проблема в том, что система риск-менеджмента [у американских финансовых институтов] была рассчитана на абсолютную неизменность внешних условий. И проработала только до момента взрыва. Поэтому инвестбанки, которые два года назад считались самыми прибыльными в мире, оказались банкротами в одночасье».
«К счастью, у нас в таком объеме [как в США] финансовой инженерии и секьюритизации не было. Но Россия — часть мировой экономики, и паника инвесторов бьет по нам даже сильнее, — сетует руководитель ФСФР. — Если Dow Jones падает на 5%, то бразильский индекс — на 10%, а индекс РТС — сразу на 20%». Логика инвесторов примерно такая: если на нашем развитом рынке все настолько плохо, то уж в России и подавно, поясняет он.
А ведь незадолго до кризиса российские власти объявили о создании мирового финансового центра в Москве (эта идея была анонсирована Дмитрием Медведевым еще в бытность кандидатом в президенты). Миловидов, впрочем, считает, что придерживаться прежнего плана надо независимо ни от каких кризисов: «Все приоритетные законы для формирования мирового финансового центра, как определил президент своим указом, должны быть приняты до середины 2009 г.: об инсайде и манипулировании ценами, о допуске иностранных ценных бумаг к обращению в России, о регулировании инфраструктуры, поправки в налоговое законодательство».
«Нынешняя ситуация даже сильнее оттеняет важность формирования мирового финансового центра в России, — добавляет он. — Я, например, понимаю его как конкурентное преимущество российского рынка перед другими. А это означает перетягивание ликвидности к нам, сюда, в наши ценные бумаги. Повышение конкурентоспособности наших финансовых институтов, наших депозитариев, размещение ценных бумаг у нас в России». Или взять, к примеру, проблему margin calls — из-за того что пакеты акций крупных российских компаний (таких как «Норильский никель») заложены собственниками под кредиты иностранных банков, сейчас возникает риск реализации этих залогов в пользу зарубежных кредиторов. «Значит, надо нам самим развивать такую финансовую систему, чтобы подобные сделки были возможны здесь. Пусть такие кредиты выдают российские банки, и тогда, даже если margin call произойдет, перераспределение собственности случится внутри страны», — делает вывод Миловидов.
Бывший научный сотрудник ИМЭМО прекрасно помнит, что США именно после Великой депрессии и Второй мировой войны превратились в полноценный мировой финансовый центр. «Я, конечно, не хочу проводить аналогий, — усмехается Миловидов, — но если мы будем с умом распоряжаться нашим богатством и нашими деньгами, то будем одной из немногих стран в мире, у которой хоть какие-то деньги останутся после всего этого [кризиса]. Думаю, что пока мы все делаем правильно. Поскольку сейчас не только Россия, но и весь мир будет отжиматься с нуля, у нас есть шанс».
Ведомости
20.10.2008
